Воспоминания В. К. Арсеньева о приамурском генерал-губернаторе Н. И. Гродекове

При Николае Ивановиче Гродекове я служил очень недолго. Представлял меня ему в то время Николай Александрович Пальчевский. Это было во Владивостоке в 1901 или 1902 г., точно не помню. Находясь в командировках от военного ведомства с охотничьими командами на рекогносцировках в Шкотовском районе, в долинах рек Майхе, Цемухе и Кангоузы, я часто наталкивался на остатки старинных укреплений, городищ, следов дорог и т.д. Тогда ещё я начал снимать с них планы и составлять описания. Обработав их, я хотел передать их Н.А. Пальческому с просьбой отправить их в Приамурский отдел.

Как раз в это время во Владивосток приехал Н. И. Гродеков. Заинтересовавшись моей работой, он пригласил меня к себе.

Неопытный, молодой офицер и наслышанный о суровости Гродекова, я побаивался, что он меня встретит официально и сурово, и, откровенно говоря, я даже подумывал: нельзя ли как-нибудь отделаться от визита. Но отделаться было никак нельзя и пришлось идти. Меня встретил генерал невысокого роста, в очках, чрезвычайно приветливый. До сих пор я с удовольствием вспоминаю его ласковое ко мне отношение. Он меня долго расспрашивал и, узнав, что я хочу здесь остаться навсегда, обещал своё содействие и дал много советов и указаний. Вскоре после этого Николай Иванович оставил Приамурский край и получил назначение в Государственный Совет.

В бытность мою в зиму 1910-11 г. в Петербурге, я посетил Н.И. Гроедкова уже как директор Гродековского музея. Опять меня встретил тот же Николай Иванович, такой же приветливый как и раньше, но только немного постаревший. Я удивился – сразу меня вспомнил: «Я вас помню, – сказал он, – вы были у меня во Владивостоке. Я помню, как давал вам ценные указания, на что обращать большое внимание во время ваших путешествий по краю, что читать и куда направлять свои работы». Я пробыл у него целый день. Вечером Николай Иванович, отпуская меня, просил меня придти к нему на обед через два дня.

На этот обед он пригласил всех сослуживцев-приамурцев, бывших в это время в Петербурге. Время явиться он умышленно назначил мне на полчаса позже, и когда я пришёл, он представил меня своим гостям как директора Гродековского музея и при этом сказал, что знает меня по Приамурью ещё с чина поручика. За обедом он вспоминал такие мелочи, которые ясно говорили о его хорошей памяти. Провозгласив тост за моё здоровье, и, чокнувшись, он поднёс бокал к губам, но сейчас же поставил его на стол – старик не пил. Он просто очаровал меня лаской и вниманием. После обеда, который затянулся очень долго, когда гости стали расходиться, Николай Иванович сказал мне: «Останьтесь, мне надо с вами поговорить об очень серьёзном деле». Когда все ушли, Николай Иванович стал водить меня по всем комнатам и показывать всё, что у него есть ценного; между прочим он вынул из ящика свою осыпанную бриллиантами шпагу и при этом сказал: «Не могу жить вечно, я должен скоро умереть; поэтому я хочу завещать всё, что вы видели, всё, что у меня есть ценного, Гродековскому музею. И поэтому прошу вас как директора музея быть свидетелем при составлении духовного завещания, которое я думал сделать на этих днях. Об этом я вас извещу письмом».

Только в 2 часа ночи Николай Иванович отпустил меня домой. На другой день я узнал, что Николай Иванович заболел.

Между тем отпуск мой кончался и мне надо было уезжать к мест службы. Так как больной Николай Иванович никого не принимал, то я за неделю до отъезда написал ему письмо; извещал о том, что я должен уехать в Приамурье, и пожелал ему здоровья на многие годы. Духовное завещание при мне так и не было составлено…
Говорят, что Николай Иванович Гродеков был человек сухой, суровый и угрюмый, но при воспоминании о нём передо мной встаёт невысокого роста старичок в очках, с приветливой улыбкой на лице, спокойный, ласковый и вежливый.

Хабаровск, 1913 г.